Бизнесмены, которые пишут книги, – явление редкое, особенно для беларуси. николай липкин занимается строительством бетонных заводов, при этом его романы можно найти в «кнігарне логвинаў». так, на презентации книги «мужчины» звучал инструментальный дуэт, а публике разливали коктейли, один из которых назывался «бетон». несмотря на увесистый бизнес, в беседе николай липкин оказался легким веселым человеком, который с удовольствием шутит над собой и окружающими.
Часть первая. Цензура, бизнес, Чергинец
KYKY: Николай, вы давно начали писать книги?
Николай Липкин: Лет 15 назад я встречался с девушкой с филфака, которая увлекалась литературой. Половина книги «Мужчины» было написано тогда, потом я это дело закинул и дописал оставшуюся часть только в прошлом году. Наверное, у меня, как у Шелдона Купера: если я что-то начинаю, надо закончить обязательно. Понимаете, один вышивает, другой на охоту ездит, третий в гонках участвует, четвертый марки собирает, а пятый по проституткам ходит. Я литературой занимаюсь – должна же у человека всегда быть вторая жизнь.
KYKY: У вас же бизнес, и нет большого количества свободного времени. А когда умудряетесь писать? После работы?
Н. Л.: Первая моя книга «Отложите свой брандспойт и утрите свои бакенбарды» – отчасти про бизнес. Я тогда ездил в командировки, летал по России. Что в голову приходило, то и писал: впечатления от городов, короткие зарисовки. Сейчас в командировки я езжу с водителем, потому что сам не вожу машину. Беру ноутбук и на заднем сидении пишу.
KYKY: Не трясет?
Н. Л.: Смотря где. Если в Украине, то очень трясет, а если по Беларуси – то нормально. Хотя в Украине гораздо лучше с бизнесом. Они повыгоняли всех коррумпированных ментов и военных, сделали люстрацию и набрали новых. Вся полиция у них – это 20-25-летние ребята. Каждому нужно строить жилье, а строительство – это индикатор качества экономики. Скажем, человек купил квартиру в новостройках, заселился, решил жениться и завести детей. Ему нужно ходить торговые центры, покупать еду. Выходит, есть стройка – значит, в экономике все хорошо. Так вот, в Украине все хорошо. Хуже всего у нас. Даже в России как все было, так и осталось, Европа растет как на дрожжах, про Азию говорить нечего – это 22 век. Кризис есть только у нас. Кстати, моя третья книжка будет про бизнес. Я ее уже на 70% дописал, сейчас просто нет времени закончить.
KYKY: Давайте вернемся чуть назад. Вы написали первую книгу, когда вы встречались с девушкой с филфака. Потом прошло 15 лет, и вы ее издали?
Н. Л.: На самом деле, пишу я достаточно давно. Есть такой довольно известный поэт Анатолий Аврутин, может, знаете? Он редактировал государственный литературный журнал «Немига белорусская» лет 15 назад. Помог мне опубликовать сборник рассказов , а потом устроил в Союз писателей Беларуси – ну, туда берут только по рекомендации. Правда, потом меня из Союза хотели выгнать за то, что в одном рассказе была критика президента. Помню, меня водили к Чергинцу, а он кричал, что я позорю их Союз. Тогда я сказал: «Поскольку я абсолютно не ценю это достойное звание, давайте я вообще выйду из Союза?» – «Нет, тогда это будет цензура, а цензуры у нас нет. Пишите объяснительную о том, что у вас в книге случайно так получилось». Ну я и писал, мол, книжка издавалась в российском издательстве, и там опубликовали черновики.
KYKY: Какая прелесть! У них там свой отдельный мир, не пересекающийся с реальностью. А как вам Чергинец? Говорят, в общении довольно милый человек.
Н. Л.: Не знаю. Он тогда орал, а больше я с ним не сталкивался. До 27-30 лет я писал очень интенсивно, потому что работал в НИИ, и мне было нечего делать. Я был аспирантом, занимался ультразвуком. А в 30 лет встретился с моим будущим бизнес-партнером, таким же, как я, аспирантом, который занимался похожей тематикой – весоизмерительными системами. Мы решили организовать свою фирму и стали развиваться. Сейчас занимаюсь производством бетонных заводов. Правда, уже без партнера.
Часть вторая. Проблемы трясущейся полочки
KYKY: Над чем вы работали в науке?
Н. Л.: Сначала я занимался порошковой металлургией: фильтрующими элементами на основе пористых сетчатых материалов. Потом медицинскими имплантами. Может, слышали про коронарные стенты? Когда в артерии вырастает бляшка, туда вставляется специальная штука: она расправляется, чтобы восстанавливался кровоход. У меня по этим стентам есть и патенты. Потом уже я занимался ультразвуковыми колебаниями – разогрев дизельного топлива при ультразвуковых колебаниях. Защищал диссертацию. На самом деле, все темы связаны. Пористо-сетчатые материалы – это материалы из сетки. Стенты тоже формируются из металлической проволоки , а ультразвук – это волноводы, то есть длинные металлические волокна, на которые подают ультразвуковые колебания для создания в топливопроводе избыточной температуры.
KYKY: В книге «Мужчины», когда речь идет про разработки НИИ, критикуется научно-исследовательская работа: герой от безделья вставляет в список литературы научные труды Ким Чин Сына и В.И. Кинзмараули. Это правда?
Н. Л.: Я могу даже показать эти печатные труды, где в списках использованной литературы вписаны фамилии вроде Кинзмараули – это все было! За каждое слово могу ответить. Понимаете, во всем мире наука развивается в университетах, и ее делают аспиранты, которые пишут диссертации. А у нас науку отдали в НИИ, абсолютно бесполезные конторы. Как развивалась наука в Советском Союзе? Например, конструкторское бюро «Туполев» делает самолет. И в этом самолете в хвосте трясется полочка. Никто не знает, почему. Поскольку денег было много, организовывалось НИИ по изучению трясущейся полочки. Как это происходит? Кто-то защищает по этой теме диссертацию, кандидатскую, потом докторскую и говорит: «О, я все знаю про трясущуюся полочку. Я докажу, что главная задача в мире, имеющая первостепенную важность для всего народного хозяйства – это решить проблемы «трясущейся полочки». Ему выделяют финансирование, он организовывает свой «почтовый ящик» – закрытое, засекреченное НИИ. (Почему засекреченное? Чтобы никто не догадался, какой херней на самом деле они там занимаются). И тут уже не остановиться. Не может же он сказать, что проблема «трясущейся полочки» давно уже решена, потому что иначе ни денег не будет, ни нового НИИ под его «чутким руководством». Скажем, порошковая металлургия – это втулки и подшипники в машинах. Там изучать уже нечего, вся проблематика была актуальна лет 30 лет назад. Любое наше НИИ себя изжило в середине 80-х годов. Но так как у руля сидят профессора, академики и доктора наук, а они говорят очень умными словами, которые никто не понимает, их не трогают.
KYKY: А у вас как у бизнесмена есть какой-то путь реформирования НИИ?
Н. Л.: НИИ порошкой металлургии находится на Платонова, 41. Там очень большие здания: два административных и производственный цех. У меня была идея из первого здания сделать гостиницу, из последнего – публичный дом, а цех превратить в урбан дискотеку. Вот это единственное, что можно сделать толкового. Когда я ушел из НИИ порошковой металлургии и стал работать уже с Политехнической академией (сейчас БНТУ), то понял, что там все-таки есть люди, которые реально занимаются наукой. Есть Парк высоких технологий, там сидят серьезные ребята. А в НИИ не делается вообще ничего, и они никому в мире не интересны. Все, что в книге написано, – правда.
KYKY: У Вуди Аллена есть фильм, где он написал очередную книгу, и ему приходится нанимать проститутку, чтобы было с кем пойти на презентацию. Потому что все друзья ненавидят его за то, что он про них написал. А ваши друзья как относятся к написанному?
Н. Л.: Это все друзья из прошлой жизни. Я с ними уже давно не общаюсь, да и нет в книге моментов, где бы я их особенно унизил. Шура, с которым работает главный герой, вообще положительный персонаж. Обидятся, наверное, только те, кто работал со мной в НИИ, но мне это достаточно безразлично.
KYKY: А самому вам первая или вторая книга больше нравится?
Н. Л.: Первая, «Брандспойт…». Вторая книга – попсовая, я ее специально такой делал, чтобы читатели пускали слезу. У первого моего редактора есть дочка 16 лет. Она прочитала и всю ночь плакала, так ей было жалко героев – для меня это очень большой комплимент.
Вообще, про любовь писать не очень интересно. Но выгодно. Люди любят читать про любовь.
KYKY: Что вы хотите по итогу от писательской карьеры? Тиражей, премий, переводов на другие языки? Чтобы каждая следующая книга была популярней предыдущей?
Н. Л.: Условно говоря, есть писатели, которые пишут. А есть писатели, которых читают. У нас в основном в Беларуси все писатели – это те, которые пишут. А тех, которых читают сегодня, я насчитал четверых: Мартинович, Алексиевич, Быков и Короткевич. Никто в трезвом уме Якуба Коласа «На ростанях» читать не будет.
KYKY: А Горват новый?
Н. Л.: Не знаю. На беларуском мне сложно. Так вот, мне хотелось бы стать писателем, которого читают.
Часть третья. Большой vs горячий
KYKY: Почему книга называется «Мужчины»?
Н. Л.: Потому что мне мой редактор сказала, что я сексист. У меня в тексте были фразы вроде «она типичная женщина». Редактор возмущалась: «Что значит типичная женщина? Как вы можете типологизировать?» Вот ей в отместку я и решил назвать книгу «Мужчины».
KYKY: Как вас угораздило найти редактора феминистку?
Н. Л.: Мне ее Игорь Логвинов посоветовал. При этом она у меня под псевдонимом в выходных данных. По официальной легенде не захотела, потому что сказала: «Я настолько оппозиционер, что если книга выйдет с моей редакцией, у вас будут проблемы». Но я считаю, это потому, что мы с ней много ругались, и есть куча ее правок, которые я игнорировал. Мы с ней переписываемся по почте, и у меня ни с кем не было таких длинных писем.
Самый большой диалог был, когда в моем тексте герои занимались сексом, и девушка в конце сказала фразу: «Какой он у тебя горячий». Редактор писала, что «он» не может быть горячим.
Она провела опрос, и надо поменять на «какой у тебя большой». А я отвечал, что у этого героя не может быть «большого», потому что он резко отрицательный. Мы это обсуждали, наверное, писем пять. Уже все согласовали, и вот за это последнее слово зацепились.
KYKY: А как вы к феминисткам относитесь?
Н. Л.: В принципе, достаточно положительно. Мы живем в мире, где существует общее равенство. Я и к гомосексуалам достаточно хорошо отношусь, без предубеждений. У меня был знакомый гей, и я все пытался добиться у него ответа на вопрос, как в гомосексуальной паре обоим партнером получить удовольствие? Они меняются, или это как-то по-другому происходит? Так и не добился ответа. Он отвечал, что гомосексуализм – это, в первую очередь, высокие духовные чувства, и секс им вообще не важен. Но про геев и церковь в книжках сейчас писать страшно. Помните, как в «Похождениях бравого солдата Швейка» был священнослужитель фельдкурат Отто Кац, который бухает и ходит по бабам? Я прямо представил, что написал книжку про попа, который играет в карты и над библией издевается. Да меня посадили бы сразу! И все бы говорили, что правильно сделали. Или возьмите «Приключения солдата Ивана Чонкина». Сейчас бы непременно возник вопрос: «Как? Наши деды воевали, они же красноармейцы, а вы пишете про капитана НКВД Милягу – не было такого!» А ведь на самом деле эта книжка Войновича – самая правдивая из всех книг, написанных о войне. После «Швейка», конечно же.
KYKY: Сколько стоит выпустить книгу за свой счет? Расскажите для тех, кто задумывается над вопросом – есть ли шанс окупить свои труды?
Н. Л.: В моем случае это неокупаемо. Но у меня издание дорогое за счет маленького тиража в 300 экземпляров, дорогого дизайна и твердой обложки. Только в печати каждая книга обошлась в 6 евро. А продаются они за 16 рублей. Я не представляю, какой должен быть тираж, чтобы окупиться. Наверное, десять тысяч минимум, что в Беларуси продать нереально. Логвинов рассказывал, что когда Алексиевич получила Нобелевскую премию, они сразу же издали ее и у себя продали то ли 200, то ли 300 экземпляров. Умножьте это на количество книжных магазинов в Беларуси – получите 10-15 тысяч экземпляров максимум. В Швеции после награждения книги Алексиевич выпустили и продали тиражом в 100 тысяч, за первые два-три месяца. При этом население Швеции сравнимо с Беларусью: те же 9,5 миллионов. А тиражи отличаются в десятки раз. Мы давно уже не самая читающая нация, скорее, даже наоборот.
Часть четвертая, заключительная. «Лучше, чем водку пить, – пусть играет»
KYKY: Да, у нас писатель, который продает в Минске три тысячи экземпляров за первый год, – просто бог.
Н. Л.: Есть еще один момент. Беларусов объединяет нелюбовь к власти. Соответственно, чтобы продать книжку, надо критиковать систему.
Но как только ты пишешь критику, тебя не допускают в официальную систему распространения. А если пишешь, что в стране все хорошо и космические корабли бороздят просторы Большого театра, то кто тебя будет читать?
Валяешься тиражами в Союзпечати, а потом дети сдают тебя на макулатуру. Вот такой замкнутый круг. У того же Мартиновича постоянно проблемы с тем, что его куда-то не пустили. России мы тоже не интересны, потому что у них в издательском деле свои проблемы. Моя знакомая, редактор ЭКСМО, говорит, что их издательство вообще перестало заниматься новыми авторами. Есть пул из Акунина, Пелевина, Сорокина и Татьяны Толстой, а в остальном – проще еще раз переиздать Габриэль Гарсиа Маркеса. Плюс детские книги, на которых они выживают. Вкладывать деньги в новое имя, даже если писатель талантливый, не особенно интересно. Мол, пиарьте себя сами через фейсбук. Когда распиаритесь – приходите, мы вас опубликуем. Помните, Сергей Минаев писал «Духлесс»? Вот эта моя знакомая приводила его в пример.
KYKY: Да, я помню 2007-2008 год. Растяжки с «Духлесс» висели над проспектом в Москве, и он от своего винного бизнеса все это финансировал. Занимался бизнесом и дружил с Бегбедером.
Н. Л.: Текст у него, конечно, странный, но он очень хорошо себя распиарил, а потому его издали каким-то заоблачным тиражом. А сейчас он ведущий на каком-то из каналов. Так вот, возвращаясь к теме: принести рукопись издателю и ждать, чтобы вас опубликовали, не приходится. Это даже от уровня писательского не зависит. Это как сделать поделку – корабль, который вставляется в бутылку. Сделал? Молодец, потратил время и силы. Но кому нужен корабль в бутылке? Поставь на полку и любуйся. Дорого, красиво.
KYKY: Коль уж про винный бизнес Минаева вспомнили – вам алкоголь писать помогает? Стивен Кинг признавался, что закидывался всем, чем можно.
Н. Л.: Не могу, несовместимые вещи. Не потому, что не пью. Я пью, но в данном случае мозг должен быть чистым. Ги де Мопассан запирался в комнате и шторы закрывал. Чарльз Диккенс уходил писать на кладбище – у каждого свои приемы. Понимаете, это как болезнь: не можешь не писать – не пиши. В моем случае это хорошая болезнь, как в старом анекдоте про Шостаковича. Ему привели мальчика и говорят: «Вот мальчик очень талантливый, классно на фортепиано играет». Мальчик сыграл, Шостаковича спрашивают: «Ну как?» – «Лучше, чем водку пить, – пусть играет». Вот со мной то же самое.